И вот тут-то и произошло странное. Я тогда ещё не смотрел кино про матрицу и не знал, что такое «рапидная съёмка», но сейчас, вспоминая, думаю, что это лучшее сравнение. Вот только что Валидол и Сандер были у дальней двери, а ППС-ники, сопя, азартно ломились меня вязать, и тут щёлк — Сандер стоит рядом, держит за руки меня и Старого, а менты как будто застыли. Мир вокруг слегка поблек, звуки потухли, и двигались в картинке только мы трое. Кассирша, распяливши ярко накрашенный рот, на полузвуке зависла со своим «свобоооо…», менты, как на фото, отпечатались застывшим предвкушением того, как они сейчас будут меня пиздить, а юная прелестница, с которой всё и началось, приморозилась в позе гарпии, готовой броситься на меня со спины — спасать своего драгоценного уродца. Не, я и не ожидал от неё благодарности, само собой, но всё ж успело это меня неприятно в душе царапнуть. Гармония мира ж, мать её еп. Щёлк — и мы снаружи макдака, мир всё ещё застыл, и я даже успеваю подумать, что больше сюда не ходок. Запомнили, поди, рожу-то мою антисоциальную, не успеешь картошки пожрать — уже ментов вызовут. Щёлк — и мы в каких-то сраных (в прямом смысле) кустах, мир вокруг стартует, мгновенно набирая прежнюю скорость, а Сандер, закатив глазки, валится на землю, беловато-серый с лица, как казённая портянка. Если бы мы со Старым его не подхватили, лежать бы ему под кустом в продуктах самого что ни на есть физиологического происхождения.
— Вот это, блин, что сейчас было? — спросил я растерянно, держа почти невесомого Сандера на руках, как ребёнка.
— А я смотрю, ты решительный парень! — усмехнулся дед Валидол, — Чуть что — раз, и в морду.
— Не уходи от ответа, — начал злиться я. Адреналин ещё не перегорел, и нервы были на боевом взводе.
— Всё-всё, не буду! — Старый задрал руки с видом сдающегося в плен, — Дяденька, только не бейте! Всё расскажу! Только давай нашего глойти отнесём куда-нибудь.
— Кого?
— Глойти. Ну, ты его Сандером зовёшь. Он глойти, это как бы… Ну, не знаю. Нет подходящего слова… — посмотрев на меня, Старый поперхнулся и засуетился. На моём лице, надо полагать, было написано желание уебать ему с ноги, потому что руки заняты. Нет, правда — я был зол, растерян, и немного напуган. Дурное сочетание, не располагающее к чувству юмора.
— Я всё расскажу, честное слово! А сейчас пошли, — и двинулся куда-то между кустов, да так уверенно, что я поневоле двинулся за ним, переместив Сандера на плечо, где тот и повис бесчувственной тушкой. Хорошо, что он такой мелкий и худой.
Оказалось, что мы находимся на окраине Гаражища, откуда до моего гаража было буквально три проезда — если знать, в каких заборах дырки. Старый определённо знал, уверенно выбирая кратчайший путь. Я несколько нервничал: а ну как увидит кто, как я тащу на плече тело? Это ж я знаю, что он просто в обмороке, а выглядит-то всё так, будто мы ищем место, где труп прикопать. Народ у нас не особо склонный лезть в чужие деликатные дела, но всякое бывает. А ну как проявит кто-нибудь нехарактерную бдительность?
Однако же добрались без приключений, только плечо затекло. Лёгкий-то он лёгкий, а поди потаскай. Выгрузил на диванчик, проверил пульс — ну, я не доктор, но, судя по всему, жить будет. Опять же и Старый вёл себя как будто так и надо, ничуть, судя по всему, не беспокоясь за своего… как там… Глойти? Дурацкое слово.
Обернувшись, уже ничуть не удивился, обнаружив сидящего на пенёчке Йози. Он имел такой вид, как будто сидит там уже давно, возможно с начала времён. Если вы когда-нибудь видели кота, занявшего ваше кресло, пока вы ходили наливать чай — примерно так это и выглядит. Старый же расположился на табуреточке и, ничуть на смущаясь, запустил мой электрочайник. Мне ничего не оставалось, кроме как выложить на стол пакетики чая и печеньки, которые у меня хранятся, как в сейфе, в старой поломанной микроволновке — от мышей. Сидячих мест мне не оставили, но я уселся на передок УАЗика, прямо на поперечину рамы, благо морда была снята. Очень похоже было, что меня ждёт типичное для этих ребят долгое многозначительное молчание, питьё чая с покерфейсами, и глубокомысленные замечания ни о чём, но с философическим подтекстом. Походу, у них так принято. Но мне на это было категорически похуй.
— Ну, что скажете, загадочные мои? Давайте, давайте, карты на стол, вскрываемся. Ну, или забирайте своего этого… забыл слово… и валите. Я ему благодарен за то, что он там сделал в макдаке, чем бы это ни было, но хороводы водить вокруг меня не надо. Я вам, блядь, не ёлочка.
— Глойти. Он глойти, — как-то устало и тихо сказал Старый, — последний глойти нашего народа. Да и тот немного того, не совсем в адеквате.
— Во, давайте с этого места поподробнее. Насчёт «вашего народа» и далее по тексту. Ну и чаю мне налейте, что ли.
Йози молча взял мою кружку — из нержавейки, с двойными стенками, — кинул туда пакетик и залил кипятком. Сахар класть не стал, знает, что я без сахара пью. Передал мне чай и сел обратно.
— Дело в том, что мы, некоторым образом, беженцы… — начал Старый. Рассказывать ему очень не хотелось, это было заметно. Похоже, как-то сильно их припёрло.
— Об этом я, в общем, догадался уже, — подбодрил его я, — Давай, газуй дальше.
— Ты извини, что мы ничего не рассказывали, но мы стараемся держаться в тени. Ты вообще первый, кому это стало известно.
— Ну, пока что мне ничего не известно. Так что продолжай.
— Мы себя называем «грёмлёнг», люди грём. Мы и раньше были небольшим народом — как это у вас говорят? «Этническим меньшинством», да. А теперь нас и вовсе осталось мало.