В общем, фаркоп тогда был штукой архинужной. Хотя полуоси такой нагрузкой срезало на раз, у меня постоянно в салоне лежала запасная полуось — и, поверьте, бейсбольная бита на её фоне отдыхает если что. Такая, прям, ухватистая железяка… Технологии двойного назначения, в общем. Капитализм-то тогда был совсем дикий, всякое бывало, а объяснить ментам, зачем у тебя в машине полуось всяко проще, чем рассказывать, какой ты знатный бейсболист. Но есть время собирать железо, и есть время выкидывать его на помойку.
Когда был снят последний слой железа, стекла и резины (Одних лысых колёс пять штук! Зачем они там хранились? Не вспомнить уже…) я был полумёртвым от усталости и грязным, как чёрт. Вытаскивать увесистые железяки по узкой железной лесенке — то ещё счастье. Так что появившемуся Йози я обрадовался искренне, но не вполне бескорыстно. Благо, просить о помощи его было не надо — он тут же надел рабочие перчатки и стал подхватывать сверху подаваемые мною снизу детали машин, предметы быта и обломки слабоопределяемых предметов неизвестного назначения, препровождая их в багажник УАЗика для дальнейшего упомоивания. При этом он живо интересовался вытаскиваемым.
К тому моменту я уже немного привык, что вопросы его иной раз напоминали интерес иностранца к быту экзотических дикарей. Нет, не снобизмом, а скорее какой-то этнографичностью этого любопытства и неожиданными пробелами в понимании очевидных бытовых вещей. Не раз меня подмывало спросить, откуда он приехал такой загадочный? Что откуда-то приехал, я уже не сомневался. И он, и Сандер, и, может быть, ещё Дед Валидол имели во внешности и поведении всё то же неуловимое сходство между собой и отличие от нас, местных. Было в них что-то от небольшой специфической диаспоры. Впрочем, я не особенно любопытен к таким вещам, да и манера поведения Йози не располагала к любопытству такого рода — он и сам старался не касаться в своих расспросах личного. Он ни разу не поинтересовался, почему я в гараже живу, я ему был за это благодарен, ну и, соответственно, сам не лез в его дела. Захочет — сам расскажет, не захочет — да и фиг с ним. Не так уж оно мне и нужно. Но иной раз его вопросы вызывали некоторую неловкость своей незамутнённостью.
Так, обнаружив в куче хлама из разряда «нафиг не нужно, но выкинуть жалко», который я, разбирая подвал, откидывал в сторону, старенький, советского ещё производства ледоруб, он стал дотошно выяснять, для чего эта штука. У меня сложилось впечатление, что Йози принял его за странное неудобное оружие, типа клевца— уж больно характерным движением он взмахивал железякой, как бы прикидывая, хорошо ли войдёт острая часть в башку и не застрянет ли в черепе из-за засечек… Однако, приняв мои объяснения по использованию инструмента, Йози покивал головой довольно — мол да, удобная штука, должно быть. И стал настойчиво выспрашивать, что именно я искал в горах и нашёл ли. Пришлось объяснять. Надо сказать, что концепция туризма понимания у него не нашла.
— Правильно ли я понял, — Йози говорил, осторожно подбирая слова, как делал всегда, если считал, что сказанное может кого-то обидеть, — что вы идёте в лес, или, там, в горы, без какой-либо цели? Несёте тяжёлые вещи, скудно питаетесь, спите на земле у костра, испытываете, пусть и весьма умеренный, но дискомфорт… Просто чтобы… чтобы что?
Я, признаться, сам не большой ценитель такого досуга, но попытался объяснить.
— Видишь ли, тут дело в том, что надо иногда почувствовать себя настоящим скитальцем, искателем приключений…
— Настоящим бродягой? — ещё больше удивился Йози, — Прости, но это кажется мне довольно малопочтенным занятием. И что значит «почувствовать себя кем-то»? Как я могу, например, почувствовать себя кузнецом, если я им не являюсь?
— Ну, если ты возьмёшь в руки молот, встанешь у наковальни, и начнёшь стучать им по железяке, то разве ты не почувствуешь себя им, хотя бы отчасти?
— Почувствую себя дураком, который занят не своим делом, — нехарактерно резко ответил Йози, — Это поведение детей, которые играют в кого-то. Взрослому стоило бы для начала быть настоящим собой. Это само по себе достаточно сложно, зачем при этом ещё пытаться изображать кого-то другого?
— Городская жизнь даёт мало возможностей для настоящих мужских занятий— преодоления, борьбы, свершений каких-то. Жизнь изменилась быстро, а человек так скоро не меняется— всё ему подавай боёв и походов. Вот и замещают чем могут…
Йози смотрел на меня с недоумением. Природная деликатность не позволяла ему прямо заявить «ну и придурки», но явно очень хотелось.
— Но ведь есть же те, кто воюет, те, кто охотится, те, кто тушит пожары и спасает от наводнений?
— Есть, конечно.
— Их разве больше, чем нужно? Вот если бы ты захотел тушить пожары, ты разве не смог бы этим заниматься?
— Смог бы, наверное. Насколько я знаю, в МЧС скорее не хватает людей, чем избыток. Я здоров, служил в армии— взяли бы без проблем.
— А эти… туристы? Они ведь тоже, наверное, не больные, раз идут в лес и лезут в горы? Почему они доставляют себе неудобства и испытывают судьбу без всякой цели? Ведь есть же достойные мужчины занятия.
— Одно дело, прогуляться по горам во время отпуска, а другое— сделать это своей работой. Это уже всерьёз, это уже жизнь. А туризм— это развлечение, своего рода игра.
— То есть, они играют в настоящую жизнь?
В этот момент мне стало слегка неловко за пылящиеся в кладовке спальники-пенки-палатки и прочие котелки. В конце концов, один отдельно взятый ледоруб ещё не делает меня туристом, верно? Тем более, что мне его подарили, честное слово! (Когда посмотришь на мир с точки зрения Йози, некоторые привычные явления нашей жизни действительно выглядят, ну… несколько глуповато, да). Йози между тем, внимательно смотрел на меня, ожидая ответа. Он не издевался, ему действительно было интересно, почему у нас так всё странно устроено.